Сообразив, Филипп откашлялся.

– Рад видеть тебя здесь, Анна. Сесиль и словом не обмолвилась, что ты сегодня придешь.

– Ах, да мы собрались в последний момент.

– Она наверняка обрадуется. – Филипп кивнул Себастьяно со сдержанной доброжелательностью. – Желаю вам получить удовольствие от представления, месье.

– Спасибо, – сказал Себастьяно. Он подозрительно изучал Филиппа, а потом, прищурившись, посмотрел на меня. Было понятно, что эта встреча показалась ему странной, вероятно, такой же странной, как и обстоятельства, при которых он видел Филиппа в первый и во второй раз, когда тот передавал ему послания от Гастона и тем самым оставил о себе не самые лучшие впечатления.

– Что общего у тебя с этим типом? – осведомился Себастьяно. Он даже не особо понизил голос, так что Филипп слышал каждое слово и в мучительной неловкости уперся взглядом в свою шляпу.

Я не успела еще придумать объяснение, как нас отвлек оглушительный рев фанфар. Я вздрогнула, потому что раздался он совершенно внезапно и действительно был ужасно громким. На сцену вышел человек в зеленых пятнистых одеждах, трубя в фанфару, на которой висел такой же зеленый и пятнистый флажок. Люди, только что дремавшие себе на скамейках, мгновенно пробудились и захлопали. Фанфарист, толстяк с лихо закрученными кверху усами, выступал еще и в роли ведущего. Оттрубив, он не слишком приятным фальцетом начал нахваливать предстоящее представление и объяснять сюжет. Речь шла о каких-то богах, нимфах и отважных героях, а также о злобных интригах, алчных торговцах и несчастной любви. Вытянувшись в нетерпеливом ожидании, я искоса бросила взгляд на Себастьяно. Он по-прежнему пристально смотрел на меня, и я поняла, что к своему вопросу он еще вернется. Позже он наверняка будет настаивать, чтобы я ответила.

Но пока его внимание от меня отвлекли, потому что началось представление. Плюшевый занавес отдернули в сторону, а усатый ведущий исчез за декорацией, представлявшей собой картонную стенку с нарисованным на ней лесом. Тут же раздалась барабанная дробь, и в следующую минуту на сцене появилась Сесиль. Всех зрителей (я вдруг заметила, что в зале почти одни мужчины) словно током ударило, потому что, как всегда, внешность Сесиль так и притягивала взгляд. Она, фигурой напоминавшая Мэрилин Монро, была облачена в шелковый наряд, подчеркивавший каждую округлость. По правому плечу водопадом струились пепельные волосы, левое оставалось оголенным. Обведенные сурьмой глаза мерцали при свечах, а на увеличенных помадой губах играла обольстительная улыбка. В развевающемся одеянии она стала танцевать, кружась по всей сцене, исполняя повороты и прыжки, от чего у нее во все стороны метались не только волосы. Танцуя, она отбивала такт на маленьком тамбурине, а колокольчики на ленточках вокруг лодыжек сопровождали все действо радостным перезвоном. Стихи, произносимые ею в танце, почти полностью терялись, потому что в зале все как один сконцентрировали внимание на ее груди, при каждом шаге грозившей выскочить из одежд. Мимолетный взгляд в сторону Себастьяно показал, что и он смотрел, не отрываясь. Больше всего мне хотелось встать перед ним и загородить ему сцену, но это выглядело бы весьма своеобразно. Поэтому я, подавив накатившую ревность, держалась как ни в чем не бывало. Наконец Сесиль, закончив танцевать, вышла на край сцены. Торжественно, с великолепной дикцией (видимо, шарики делали свое дело!) она произнесла монолог, тоже в стихах. В них, правда, не было рифмы, но по ритму я узнала – спасибо урокам немецкого – пятистопный ямб, которым Сесиль поведала нам, что она – лесная нимфа, только что вышла из ручья и безумно влюбилась в какого-то случайно сидящего на берегу юношу. Однако тот как раз ехал в город, чтобы жениться на богатой наследнице, что подыскал для него жестокосердый опекун. Произнося этот монолог, Сесиль заставила себя разрыдаться, от чего у нее задрожал не только голос, но и грудь. Некоторые зрители, уже было заскучавшие, снова полностью отдались происходящему. После нескольких строф, где Сесиль объясняла, что умрет от разрыва сердца, если юноша женится на другой, она со скорбно опущенной головой ушла со сцены, на чем первое действие и закончилось. Перед тем как исчезнуть за кулисами, она подмигнула мне, лукаво улыбнувшись. Ей явно было приятно, что я пришла на представление.

Следующим на сцену вышел юноша, которому стукнуло, однако, как минимум тридцать, и у него уже образовались отчетливые залысины. Кроме того, он плохо знал текст. Он много раз прерывался, что вызывало у публики непредусмотренные сюжетом взрывы смеха, и тогда лицо его делалось обиженным. В пространных выражениях он объяснил зрителям, что случайно проходил в лесу мимо ручья, утолил жажду, и тут ему явилась прекраснейшая женщина всех времен.

– Она была так чудесна, так восхитительно изящна. Волосы серебрились подобно водопаду. Под одеждами вздымалась пышная грудь.

В этом месте он опять застыл, уставившись на зрителей, словно надеялся обнаружить забытый текст у них.

– Дальше! – крикнул кто-то. – Про грудь расскажи подробнее!

Юноша возмущенно засопел, но выкрик возымел желаемое действие. Оставшийся текст он вспомнил.

– Любовь поразила меня, подобно молнии. Но горе мне, я должен исполнить тяжкий долг.

– Пусть опять выйдет нимфа! – прокричал какой-то зритель.

Но она пока не выходила. Зато появлялись другие действующие лица, или те же, но по-другому одетые. Старик, долго и нудно представлявшийся опекуном юноши (это был ведущий, только теперь не в зеленом, а в красном), затем богатая наследница (Сесиль в черном парике), на самом деле любившая соседского сына и готовая скорее умереть, чем выйти замуж за навязанного ей жениха, и, наконец, соседский сын, который мечтал тайно бежать с наследницей, но боялся мести богов. Под конец в грохоте (барабанная дробь) и дыму (за сценой жгли что-то сильно чадящее) на сцену вступил Зевс собственной персоной. Несмотря на седую бороду и развевающиеся одежды, фальцет выдавал в нем все того же ведущего, который сулил героям пьесы страшную кару, если они станут сопротивляться воле богов, хотя в чем эта воля, собственно, заключается, так и осталось неясным. Тут в сюжете явно наблюдались недоработки. Да и вообще, честно говоря, было до зевоты скучно, не спасали даже выходы Сесиль. Она еще дважды появлялась в образе нимфы в чем-то похожем на короткую ночную рубашечку, но появления эти по сравнению с тягучими сценами между ними были слишком короткими, чтобы удержать зрителей. Перед последним действием добрая половина зала уже ушла, и я тоже считала, что мы с Себастьяно могли бы найти занятие поувлекательней. Но мне не хотелось обижать Сесиль, и поэтому я честно высидела до конца, который чем-то напомнил мне Ромео и Джульетту. В финале нимфа, обливаясь слезами, навсегда вернулась в свой ручей, чтобы там умереть, потому что по недоразумению считала свадьбу уже состоявшейся. Юноша, пришедший, к сожалению, на полминуты позже, обезумев от боли разлуки, под драматичную барабанную дробь закололся у ручья кинжалом. Перед этим наследнице и соседскому сыну все-таки удалось сбежать. Какой-никакой, пусть наполовину, но хеппи-энд. Когда спектакль закончился, все трое исполнителей собрались на сцене, чтобы принять аплодисменты, довольно скромные, потому что в зале, кроме нас, уже почти никого не было. Только Филипп хлопал как сумасшедший, с обожанием глядя на Сесиль. На узком лице была написана вся его безнадежная любовь. Она милостиво послала ему воздушный поцелуй, от чего он покраснел до ушей и все смотрел, как она вместе с другими актерами уходила со сцены и исчезала за кулисами.